Аня из Авонлеи - Страница 19


К оглавлению

19

Откормленный пони не спеша проследовал через мост и свернул к Зеленым Мезонинам. Лицо у Мариллы было довольно мрачным. Десять миль отделяло Графтон от Авонлеи, а Дэви Кейс, казалось, был одержим страстью к вечному движению. Заставить его сидеть спокойно оказалось не в силах Мариллы, и всю дорогу она дрожала от страха, что он или вывалится сзади из кабриолета и сломает себе шею, или перекувырнется через щиток прямо под копыта пони. Наконец, совершенно отчаявшись, она пригрозила как следует выпороть его, когда привезет домой. Тогда Дэви вскарабкался ей на колени, не обращая внимания на вожжи, которые она держала в руках, закинул ей на шею свои пухлые ручки и стиснул ее в объятиях, словно медвежонок.

— Я не верю, что вы это сделаете, — сказал он, с большим чувством чмокая ее морщинистую щеку. — Вы не похожи на такую, которая станет пороть маленького мальчика только за то, что он не может сидеть смирно. Разве вам не было ужасно трудно сидеть смирно, когда вы были такая маленькая, как я?

— Нет, я всегда сидела смирно, когда мне велели, — сказала Марилла, стараясь говорить сурово, хотя ее сердце таяло от порывистых ласк Дэви.

— Ну, я думаю, это потому, что вы были девочкой, — ответил он, стиснув ее еще раз и уползая на свое место. — Ведь, наверное, вы были девочкой, хотя ужасно смешно об этом подумать. Вот Дора, она может сидеть смирно… но это не очень весело, я думаю. Мне кажется, быть девочкой очень скучно. Слушай, Дора, дай-ка я тебя развеселю!

Способ, который использовал Дэви, чтобы «развеселить» Дору, был очень прост: он схватил ее за волосы и дернул. Дора взвизгнула и расплакалась.

— И дня не прошло, как твоя бедная мать легла в могилу, а у тебя одно озорство на уме! Как ты так можешь? — вопрошала Марилла в отчаянии.

— Но она хотела умереть, — заверил Дэви. — Я знаю, она сама мне говорила. Она ужасно устала болеть. Мы с ней долго говорили вечером, перед тем как она умерла. Она сказала, что вы возьмете меня и Дору на зиму к себе и я должен постараться быть хорошим мальчиком. И я собираюсь быть хорошим, но разве нельзя быть хорошим бегая и прыгая, точно так же как когда сидишь смирно? И еще она сказала, что я должен быть добрым к Доре и защищать ее. Я и это собираюсь делать.

— Ты называешь это быть добрым к Доре — дергать ее за волосы?

— Зато я не позволю делать это никому другому, — сказал Дэви, стиснув кулачки и сдвинув брови. — Пусть только попробуют! Да я не очень сильно дернул… Она плачет просто потому, что девчонка. Я ужасно рад, что я мальчик, только жаль, что близнец, Вот Джимми Спротт, когда сестра спорит с ним, просто говорит ей: "Я тебя старше, и мне лучше знать!" И ей все ясно. А я не могу так сказать Доре, потому она и продолжает думать по-своему. Вы могли бы дать мне немножко поправить лошадкой, раз я мужчина.

Бедная Марилла вздохнула с облегчением, когда наконец въехала в свой двор, где в опускающихся сумерках осенний ветер танцевал с пожухлыми листьями. Аня, встретившая их у ворот, сняла близнецов с кабриолета. Дора довольно равнодушно позволила себя поцеловать, но Дэви ответил на Анино приветствие сердечными объятиями и радостно объявил:

— Я — мистер Дэви Кейс!

За ужином Дора держалась как маленькая дама, но манеры Дэви оставляли желать много лучшего.

— Но я такой голодный, что у меня нет времени есть опрятно, — заявил он в ответ на замечание Мариллы. — Дора и вполовину не такая голодная, как я. Вспомните, сколько я вертелся по дороге сюда. Этот пирог жутко вкусный, и слив в нем полно! У нас дома давным-давно не было пирогов, потому что мама болела, а миссис Спротт всегда говорила: "Хватит с меня и того, что я вам хлеб пеку". А миссис Уиггинс ни за что не положит слив в пирог — уж будьте уверены! Можно мне еще пирога?

Марилла отказала бы, но Аня щедрой рукой отрезала второй кусок. Впрочем, она напомнила Дэви, что следует сказать «спасибо». Но Дэви только усмехнулся в ответ, а покончив с куском, заявил:

— Дашь еще пирога — скажу "спасибо"

— Нет, ты получил вполне достаточно, — сказала Марилла тоном, который, как было хорошо известно Ане, но еще только предстояло узнать Дэви, свидетельствовал о том, что решение принято окончательное.

Дэви подмигнул Ане и, перегнувшись через стол, выхватил из руки у Доры ее кусок пирога, который бедняжка успела лишь попробовать, и, разинув рот на всю ширину, запихнул в него весь этот кусок целиком. У Доры задрожали губы, Марилла онемела от ужаса. Аня немедленно, с самой внушительной миной, какую она освоила за время работы в школе, воскликнула:

— Дэви, джентльмены так не поступают!

— Я знаю, — сказал Дэви, едва справившись с тем, что было во рту, — но я не джемплен.

— Но разве ты не хочешь им быть? — спросила возмущенная Аня.

— Конечно хочу. Но ведь все равно нельзя быть джемпленом, пока не вырастешь.

— О, разумеется, можно, — поспешила заверить Аня, сочтя, что представляется удобный случай своевременно заронить в детскую душу семена добра и истины. — Ты можешь стать джентльменом уже сейчас. А джентльмены никогда не выхватывают ничего у дам… и не забывают говорить «спасибо»… и не дергают никого за волосы.

— Не очень-то весело им живется. Скучища, это факт, — заявил Дэви откровенно. — Я лучше подожду, пока вырасту. А тогда уж и стану джемпленом.

Марилла, с видом покорности судьбе, отрезала еще один кусок пирога для Доры. Она чувствовала, что сейчас не в силах бороться с Дэви. Это был тяжкий день для нее — сначала похороны, а затем долгая дорога. В этот момент она смотрела в будущее с пессимизмом, достойным самой Элизы Эндрюс.

19